Вернуться
Комментарии
О философских стихах и философской прозе, или пара слов о механизме работы художественного слова
Стихи с наукой не дружат
Чем философские стихи отличаются от обычных? Нацеленностью на высокие материи, как можно подумать? Подобное заблуждение иногда возникает из-за недопонимания особенностей научного и художественного методов исследования окружающего нас мира.
Философия – наука о наиболее общих законах развития природы, человеческого общества и мышления, но разве значит это, что философскими стихи становятся лишь тогда, когда в них излагаются универсальные абстрактные истины?
Конечно, нет. Встречались мне рифмованные трактаты, построенные наукообразно, – написанные морализаторским тоном, чуть приправленным намёком на образность, они демонстрируют художественную беспомощность автора и ничего, кроме скуки, у читателя не вызывают.
Встречались мне рифмованные трактаты, построенные наукообразно, – написанные морализаторским тоном, чуть приправленным намёком на образность, они демонстрируют художественную беспомощность автора и ничего, кроме скуки, у читателя не вызывают.
Развёрнутые глубокомысленные рассуждения, которые философская проза пусть со скрипом, но вытерпит (хотя тоже не всегда!), превращают стих в мумифицированную дребедень с утерянным смыслом.
По-настоящему философские стихи выглядят отнюдь не философскими. Они рассказывают о простых материях, а высокие истины передают при помощи особого языка, который вроде и не язык вовсе, а нечто, похожее на шифрованную запись невидимыми чернилами. Такой способ передачи информации называется подтекстом. Знание не декларируется напрямую, читатель обязан добраться до смысла сам – по еле видимой тропе ассоциаций. Сказочным путеводным клубком ему служат авторская интонация и чуть намеченные ритмические и речевые акценты. Непостижимое чудо, как рассказ об обыденных вещах, известных всем и каждому, перо мастера превращает вдруг в таинство постижения глубинной сути бытия!
Немного анализаВ качестве классического примера подобного чуда , сотворённого художественным методом исследования и описания реальности, сошлюсь на философские стихи Блока. Прочитаем зачин знаменитейшей Блоковской поэмы «Двенадцать» - произведения, давным-давно включённого в школьную программу:
Черный вечер. Белый снег. Ветер, ветер! На ногах не стоит человек. Ветер, ветер — На всем божьем свете!
Каждый образ в этом отрывке имеет свой подтекст: вечер – не день, когда светло, не ночь, когда темно, но время перехода от одного светового режима к другому – ассоциируется с переменами в принципе. Противопоставление чёрного и белого – мир «Двенадцати» примитивно двуцветен – намекает на борьбу двух мировых начал, добра и зла. Причём иерархия высшего и низшего искажена: небо, ассоциируемое с вечным, – чёрное (вечер), земля, ассоциируемая с бренным,– белая (снег). Небо – идеология, земля – жизнь: идеология разрушает жизнь. Ветер – неуправляемая стихия, отнимающая тепло, уверенность в своих силах, бьющая человека наотмашь. Прохожий, неспособный устоять на ногах, - напоминание о хрупкости личности перед лицом глобальной катастрофы. Рождается ещё одна ассоциация: время глобальных перемен, точнее, стихия времени, подобная сильному ветру, сметает старое, и от этого человек теряет присущее ему вертикальное положение. Чтобы выжить, ему придётся двигаться на четвереньках, как зверю, или ползти, как змее. Нет стен, способных защитить, когда ветер «на всем божьем свете». Задувает, ох, как задувает! Бррр!
Как видите, чтобы выразить подобием философской прозы своё восприятие смысла зачина «Двенадцати», мне понадобилось неизмеримо большее количество лексических единиц, чем великому поэту, изъясняющемуся словами-образами!
Несомненно, Блок - мастер философского стихосложения. Мысль автора проникает в сознание читателя не только через рассудок, но и в обход него. В результате читатель начинает ощущать законы бытия не как абстрактное постороннее знание, но как канву, на которой жизнь вышивает самые значимые свои события. Так важные для поэта истины передаются им напрямую – из души в душу…
А философская проза?
Вот, пожалуй, и всё, что я хотела сказать о художественном механизме передачи жизненного опыта от писателя к читателю. Полученное этим методом знание гораздо полнее, чем то, чем может одарить самый толковый учебник, потому что включает в себя совместное личное переживание рассказчика и слушателя. Чтение философских стихов предполагает, что духовный труд по поиску истины совершается поэтом и читателем совместно.
Сказанное, безусловно, относится и к механизму восприятия философской прозы (куда деваться от художественности?), но в стихах с философским смыслом «технология» использования подтекста проявляет себя в наибольшей полноте.
Философская проза Ирины Лежава. Начните знакомство с:Философская проза: Так сказал Заратустра Философская проза: Сказка о диковинных временах Философская проза: Цикл "Мифы XXI века"
стр:
|