Философская проза: Переходный возраст  
Вернуться
Комментарии

Философская проза жизни



 

Меня зовут Мариной. По-моему, это самое распространенное имя в наше время. Куда ни посмотришь, всюду Марины. Думаете, очень приятно ежеминутно оглядываться на улице, потому что померещилось, что тебя кто-то окликнул? Ну скажите, что стоило родителям назвать меня как-нибудь иначе, хотя бы Марией? Кажется, какая разница, всего две буквы. Но, правда, красиво? А ведь среди моих знакомых нет ни одной девочки с этим именем. Вы не замечали, что и характеры, и внешность людей часто зависят от того, как их зовут? Наверное, поэтому меня трудно отличить от других, ставших тоже по какому-то недоразумению Маринами. Оглянитесь — и вы увидите толпы шестнадцатилетних девиц с такими же, как у меня, карими глазами, вздернутым носом и короткими каштановыми волосами, вьющимися на висках...

Особенно неприятно, что за всю жизнь в меня еще никто не влюбился. Я сама увлекалась тысячу раз, начиная с четырех лет, когда моей благосклонности удостоился мальчик Витя, приехавший в гости к нашей соседке. Я помнила его целых полгода. Но мужчины страшно неблагодарны. Поэтому, не испытав взаимности, я полностью разочаровалась в своей внешности. А ведь так хочется чего-нибудь необычного и чудесного! По утрам я представляю, как кончаю школу и уезжаю работать в Сибирь, в трудные условия. Мама, папа и Иза стоят около вагона и плачут, потому что они только сейчас поняли, какая у них замечательная дочь и сестра. В Сибири я становлюсь ударником коммунистического труда, и мой портрет печатают во всех газетах. А мужественный бригадир монтажников-высотников теряет голову от любви ко мне. Вечером, ложась спать, воображаю, что завтра на улице меня обязательно заметит знаменитый режиссер и скажет, что я, как две капли воды, похожа на героиню сценария, по которому он собирается снимать фильм. Я становлюсь звездой экрана, и наконец во мне просыпается долгожданная индивидуальность…

Трудно представить, что две сестры могут быть так не похожи, как мы с Изой. Иза — высокая, с великолепной копной черных волос и классическим профилем. Её даже можно было бы назвать красивой, хотя более подходящий эпитет нашли для неё наши родственники. Они все время говорят: «Видная девушка ваша Иза, берегите ее, а то украдут». Полное имя Изы — Изабелла. Наверное, поэтому она немного похожа на испанку. Для анкеты: ей двадцать четыре года, oнa не замужем и пишет диссертацию. Лицам, особо заинтересованным, могу сообщить: она и смотреть не хочет на мужчин. На третьем курсе у нее был бурный роман, но ее избранник оказался подлецом. Я подозреваю, что она до сих· пор его любит, хотя мне обо всей этой истории, конечно, никто ничего не сообщал. Просто я прислушиваюсь к семейным разговорам. Мама боится, как бы Иза не осталась старой девой, даже диссертация ее не утешает. Папа, если он дома, в основном молчит и вмешивается только тогда, когда страсти разгораются и грозят катастрофой.

Папа — прирожденный миротворец, он всегда всех понимает и всем сочувствует. Разбираться, кто прав, кто виноват, он решительно не желает. Когда его вынуждают встать на чью-либо сторону, он заявляет, что очень занят и мы мешаем ему работать. Каждый из нас убежден — папа в душе согласен именно с ним и просто не хочет углублять конфликт.

Враждующие стороны — мама, Иза и я, причем мы с Изой всегда заодно, а мама нас не понимает. Она очень нервная женщина, мы много раз слышали, что она прожила тяжелую жизнь, но, с моей точки зрения, это не оправдание. Допустим, я еще иногда бываю виновата, но Иза ... изводить ее только из-за того, что она не хочет выходить замуж за маминых протеже, по меньшей мере неблагородно.

А сестра у меня замечательная. С ней всегда можно поговорить, не рискуя выслушать нравоучение. Правда, когда Иза разозлится, то от нее лучше держаться подальше. Она не кричит и не плачет, как мама, не хлопает дверью, как я. Она начинает язвить, и этого никто не может выдержать.

Например, моя подруга Лали вызывает у Изы устойчивые отрицательные эмоции. У Лали только и разговоров, что о ее многочисленных поклонниках и о том, как она строга с ними. Однажды, выслушав ее излияния, Иза сказала: «Общеизвестно, что, когда у девушки действительно много поклонников, она их не замечает и не делает предметом бесконечных обсуждений». Лали тогда покраснела и больше при нас с Изой о своем успехе у мужчин не заикалась.

Лали вообще-то добрая, хотя немного воображала. Это потому, что из-за нее умирают все мальчишки в нашем классе. По непонятной мне причине они влюбляются коллективно. В четвертом классе, помню, все бегали за Нино, в шестом — за Маро, а теперь вот — за Лали. Если говорить объективно, Лали симпатичная, особенно вне школы, когда ее волосы распущены по плечам в художественном беспорядке. А фигура – мечта!

Лали, я и еще несколько девочек создали свое общество, настолько зашифрованное, что оно имеет два кодовых названия: «Долой идолов мужского пола» и «Амазонка-72».  У нас есть устав, гимн «Мы сильнее вашей власти, в тяжких битвах ищем счастье ... » и остальные атрибуты, полагающиеся порядочному тайному обществу. Нет у нас только печати. Попытка вырезать ее из объемистого куска плотной резины окончилась для последнего весьма плачевно, а к мальчишкам, само собой разумеется, мы не обращались.

Активная деятельность тайного общества заключается в саботаже всех мероприятий, инициатива которых исходит от мальчиков, в танцах только друг с другом на школьных вечерах и в розыгрыше в письменном виде или по телефону особенно досадивших нам представителей сильного пола. Для повышения культурного уровня мы иногда посещаем театры и кино, чаще выбирая любовные драмы. Они влекут нас возможностью подавать иронические реплики и шокировать рыдающих в платочек престарелых дам.

В тот раз мы попали на «Ромео и Джульетту».  Но, надо признаться, наша акция самоутверждения провалилась, и уже через двадцать минут после начала фильма нам расхотелось кого бы то ни было высмеивать, а под конец  даже самые стойкие шмыгали носом. Это было знаменательное событие в истории нашего общества: мы потерпели такое сокрушительное поражение, что даже не пытались изображать равнодушную независимость.

Однако историческое значение дня этим не исчерпалось. Когда мы выходили из зала, я заметила на полу красную потрепанную записную книжку. "Наверное, кто-то из наших обронил ... » Подняла находку. На первой странице четким красивым почерком было написано: "Цхведадзе Нодари Георгиевич». Тут послышался голос Лали:

— Мариша, где ты?

Я быстро спрятала книжку в портфель: вдруг девочки начнут надо мной издеваться и превратят этого Цхведадзе Нодари Георгиевича в предмет моей мечты?

Догнав подружек, я поразилась необычной для них сосредоточенности и серьезности. Шли они парами, что само по себе было весьма примечательно: ведь мы не раз получали замечания за то, что шагали в ряд, не давая людям пройти и увлеченно распевая песни протеста против мужского всевластия.

— А все-таки любить прекрасно, — негромко сказала Натела. —  С первого взгляда и на всю жизнь!

Никто не засмеялся. Это было уже совсем невероятно.

 … Дома никого, конечно, не оказалось. Я послонялась по комнатам, постояла перед любимой чеканкой с изображением девушки со свечой. Потом примерила мамино бирюзовое колье, водрузив его на лоб, — проверила своё сходство с царицей Тамар.

Через полчаса решила, что достаточно позабавилась и пора делать уроки. Открыла портфель. На глаза опять попалась чужая записная книжка. А вдруг незнакомец — это Он?.. Судя по деталям, молод: целые странички разрисованы изящными женскими головками и стройными ножками. На одном из листов изображено нечто, напоминающее мотоцикл с крыльями. Отличные рисунки! Незнакомцу девятнадцать — двадцать лет, и он студент, решила я. Легкий, общительный характер. Я сейчас позвоню и скажу, что пропажа нашлась. Он сначала застесняется, а потом назначит мне свидание. Будет умолять пойти с ним в кино, но я откажусь, и он проводит меня домой…

А как же Ираклий? Я была в него влюблена целых два года — с того дня, как он пришел к нам в класс. Но поскольку парень не обращал на меня никакого внимания, увлечение мое постепенно сошло на нет. Осталась только привычка думать о нем.

Так ему и надо! Ираклий еще пожалеет, если не сейчас, то через много лет. Я отчетливо представила сцену объяснения Татьяны Лариной и Онегина, где в роли Татьяны с блеском выступала я. «Но я другому отдана; я буду век ему верна...» Тут я почему-то еще больше разозлилась на Иру (так мы называли Ираклия) и взяла телефонную книгу.

В списке владельцев телефонов Цхведадзе Н. Г. не было. Как я раньше не догадалась: он живет с родителями! Наконец отыскался какой-то Г. М. Когда я взяла телефонную трубку, руки у меня слегка дрожали.

К телефону долго не подходили, потом мужской голос произнес: «Алло». Я не могла выдавить ни звука. На другом конце провода еще раз сердито сказали: «Алло». Собрав остатки «здорового авантюризма», я с трудом произнесла:

— Здравствуйте. Мне нужен Нодари Георгиевич Цхведадзе.

— Это я.

— Вы меня не знаете ...

— Простите: а вы меня знаете?

— Нет.

— Тогда зачем вы звоните?

— Я нашла вашу записную книжку.

— Не терял я никакой записной книжки.

— Не может быть. В кинотеатре «Руставели».

— Подождите минутку.— Через некоторое время он опять взял трубку.—  И вправду отсутствует. Как я понимаю, вы хотите ее вернуть?

— Да.

— Поскольку завтра воскресенье, вы, кaк и я, свободны. Встретимся в восемь вечера у ближайшего к кинотеатру метро.

— Я не могу так поздно.

— А сколько вам лет?

— По-моему, это к делу не относится.

Я была разочарована и обижена. Он даже не спросил моего имени.

— Хорошо. Тогда в пять, но прошу не опаздывать. Ждать буду не больше трех минут. Держите в руках мою записную книжку, я вас узнаю.

— У вас такой тон, будто делаете мне одолжение.

— Виноват. Об этом мы поговорим завтра. Хотите что-нибудь сказать еще?

— Нет.

— Тогда до свидания.

И он повесил трубку.

Поведение чужака было настолько неожиданным и непонятным, что я еще несколько минут не могла прийти в себя. Наверное, незнакомца обманула возлюбленная и он перестал верить женщинам. Когда мы познакомимся, он пожалеет о таком нашем первом разговоре. Мысли о том, что можно не ходить на свидание, я даже не допускала. Могла ли отказаться от настоящего приключения, о котором столько мечтала?

На следующий день мне удалось ускользнуть из дома незамеченной. Я опоздала на три минуты. Больше не посмела. Вынув из сумки записную книжку, с независимым видом прогуливалась около станции метро.

— Здесь продается славянский шкаф? — Я вздрогнула от неожиданности.

Нодари был совсем не таким, каким я его себе представляла: во-первых, далеко не красавец, во-вторых, не так уж и молод (лет двадцать восемь — тридцать). Лицо тонкое и умное, как у нашего учителя по математике, морщинки возле рта, глаза строгие и в то же время насмешливые, слишком крупный нос и тяжелый подбородок.

— Я вас, кажется, испугал.

— Нет, что вы.

— Ну, тогда вы настоящая разведчица. Надеюсь, вы знаете ответ на пароль?

— Шпион живет этажом выше.

— Все верно. Вы та, кого я ищу. Пойдемте, а то на нас обращают внимание. Не дай бог засекут.

Он взял меня под руку, и я подчинилась. Мы очень быстро разговорились. Нодари знал все на свете. Если бы я спросила, какой в этом году урожай в Замбии, мне кажется, он назвал бы точные цифры. По каждому вопросу он имел собственное мнение и выражал его резко и безапелляционно. Многие его утверждения, наверное, можно было опровергнуть, но он настолько подавлял меня своей эрудицией и авторитетным тоном, что спорить я не решалась.

Нодари принял меня всерьез, и это было замечательно. Он по-настоящему интересовался, кем я хочу стать, и не смеялся, когда узнал, что физиком. Он даже не сказал обычного: «А, новая Мари Кюри ... » Он только внимательно посмотрел на меня, а потом вдруг улыбнулся.

— Вам будет очень трудно. Вы красивая девушка. А при такой специальности перестанете быть женщиной или не добьетесь успеха на выбранном пути. И то, и другое достаточно печально.

Признаться, это мне польстило: все-таки он считает меня красивой. А что касается науки, то я твердо намеревалась доказать, чего стоят женщины. Этот бесконечный спор велся со стойкими защитниками патриархата, утверждающими, будто женщина создана для пеленок, стирки, стряпни и тому подобных недостойных мужчины занятий.

Проходя через парк Коммунаров, мы увидели двух кругленьких старичков, неловко играющих в теннис.

— Посмотри, вот умора! — сказал мой спутник и, расправив плечи, продемонстрировал спортивную фигуру.

Реплика показалась мне обидной и несправедливой. Я вспомнила своего дедушку, маминого папу, у которого училась играть в бадминтон: он весело смеялся каждый раз, когда не мог угнаться за воланчиком. И тут я обратила внимание, что Нодари ведет себя так, будто уверен в неограниченной власти надо мной; по-хозяйски приобнял за плечи, и, стоит мне на минуту отвлечься, как он за подбородок поворачивает мое лицо к себе, чтобы я глядела ему в глаза.

Я заспешила.

— Не волнуйтесь, успеете! Сейчас поймаю такси.

Выходя из машины около дома, я заметила на балконе маму. Скандал обеспечен.

— Завтра в шесть на том же месте.

Машина отъехала. Мама ушла с балкона. Пятнадцать ступенек я одолела с большим трудом. Мама уже ждала меня на лестничной площадке.

— Где ты была? Кто этот мужчина?

Так я и знала! В столовой чаевничали папа с Изой. Я хотела сесть с ними за стол, но прошмыгнуть мимо мамы не удалось.

— Отвечай сейчас же!

— Это мое дело.

— Ты слышишь, это ее дело! Шестнадцатилетняя соплячка разъезжает в машине неизвестно с кем.

Маму несло. Теперь она заведется на два часа. Я выбежала из столовой и заперлась в ванной. Раньше при таких сценах я плакала. Сейчас слез не было. Только очень уж унизительно. Почему мне нельзя что-нибудь решить самой? Почему мама никому не верит? Разве тяжелая жизнь дает право оскорблять?

Стала рассматривать себя в зеркале. Лицо злое, глаза красные. Хорошо, что меня никто не видит. Возьму и не выйду отсюда. Наполню ванну водой, лягу в нее и буду сидеть всю ночь. Тогда наверняка простужусь и умру.

— Выходи, доченька. Больше никто тебе ничего не скажет. Мама разнервничалась, потому что боится за тебя. Зачем грубить? Выходи, выпей с нами чаю.

Мне стало жалко себя, и папу тоже, и Изу, и маму, и вообще всех людей на земле. Я поплакала, потом умылась и вышла. Чай для меня стоял на столе. Все молчали.

— Я вспомнил один случай,— произнес папа.— В институте у меня был хороший товарищ. Он с первого взгляда влюбился в нашу однокурсницу. Время было трудное. Чтобы сводить ее в кино, он по два-три дня сидел полуголодный. Вдруг выяснилось, что в комнате общежития, где жила девушка, пропадают вещи. И моего друга обвинили в этом, а его возлюбленная и не подумала заступиться за него. Мы же не могли поверить в чудовищное обвинение и стали искать вора. Представьте, им оказалась та самая девушка.

Папа встал и вышел на балкон. Мораль: любовь с первого взгляда всегда ошибочна. А как же тогда Ромео и Джульетта?

Уже в постели я разоткровенничалась с Изой. С ней можно: она никогда ничего не выпытывает  и не навязывает своего мнения.

— Знаешь, мне он совсем не понравился. Но он очень сильный и подавляет меня. Не подавляет, а даже не знаю, как это назвать...

— Я понимаю,— сказала Иза.— Просто тебе интересно, что из этого выйдет.

— Не совсем так… Мне, конечно, интересно, но не это главное. Понимаешь, он будто гипнотизирует меня. Читая книги, я представляю себя в роли героини, но не отождествляю себя с нею. Воображаю ситуации, которые в моей жизни не встречались и не встретятся. А если бы вдруг такое случилось, я вела бы себя совершенно иначе. Наша учительница по литературе это очень хорошо объясняла. А сейчас словно читаю о себе книгу и вижу себя со стороны. Так должна вести себя влюбленная девчонка. Но я же не влюблена в него! Мне один мальчик нравится у нас в классе. А этот нет. Но я не смогу просто так не прийти на свидание.  Это было бы нечестно, и так не поступила бы героиня книги обо мне. Она должна вызывать только любовь и восхищение. Мне трудно объяснить лучше. Он очень самоуверен, мне это неприятно, я хочу его проучить, но так, чтобы он не обиделся, а проникся ко мне уважением, потому что, даже если я его не увижу, я должна знать, что он обо мне хорошего мнения. Ты не представляешь, как мне надо кому-то нравиться. Вот тетя Циала на прошлой неделе сказала, что у меня походка, как у царицы Тамар, и я несколько дней в облаках летала.

Иза встала, подошла ко мне и обняла. Погладила по голове, приговаривая: "Дурочка моя маленькая ... » И это было приятно.

— А хочешь, я завтра пойду с тобой? Вот он удивится!— вдруг предложила сестра.

— Да. Я сообщу ему светским тоном: "Ах, это представитель нашей семьи, ах, он хочет составить на вас характеристику».

— А я вытащу ручку и начну заполнять его анкету: год рождения, зарплата, чем болел в детстве, женат ли, сколько детей, есть ли судимости.

— А вдруг он и вправду женат?

— Тогда мы позовем его жену, и она ему покажет!

Мы смеялись до упаду, повизгивая от восторга, пока не услышали грозный голос папы: «А ну спать,  не то отшлепаю!»

Ночью мне снилась учительница по литературе, которая вызвала меня к доске, а я ничего не могла ответить, хотя прекрасно знала урок. Ираклий мне подсказывал, но что именно, я не слышала. 

На следующий день я задержалась в школе: было комсомольское собрание. Обсудили недостойное поведение двух девочек из седьмого класса, которые подделывали отметки в журнале.

Дома я была в четыре часа. Иза подошла к пяти. Обе мы чувствовали себя неловко. Может, не надо тащить Изу на свидание? Не пойти, и все. Что проще? Но нет, еще подумает, будто я испугалась. В половине шестого я подошла к ней.

— Ну как, двинулись в путь?

Иза внимательно посмотрела на меня.

— Может, тебе будет неприятно?

— Но мы же решили. И почему мне должно быть неприятно? Идем, я уже давно одета.

Нодари мы заметили издали. Иза остановилась.

— Не пойду! — сказала она. — Я его знаю.

— Неудобно. Ведь он уже нас увидел.

— Все равно.

— Да что с тобой? Большое дело, знакомый. Тем лучше. Мы вволю поиздеваемся над ним.

— Это не просто знакомый.

И тут до меня дошло.

— Иза, это он? Ну, тот, о ком вы с мамой говорили…

— Да.

Так вот в кого была влюблена Иза все эти годы, хотя он и обидел ее. Я решительно ничего не понимала. За что, спрашивается, его любить? Ведь он недобрый. Вот именно — недобрый. Я наконец подобрала слово. А если он тоже ее любит, хотя и боится признаваться в этом даже самому себе? Он просто стеснительный. Мне стало смешно от этой мысли. Нодари — и стеснительный… Но, с другой стороны, как можно не любить Изу?

И вдруг в меня словно бес вселился. Я потянула сестру за руку, и она неохотно подчинилась, будто я была старше и опытней.

— Здравствуйте! Это моя сестра Иза. — Его глаза ничего не выражали.— Вы просили помирить вас, и я ее привела. Правда, мне пришлось сделать это обманом. Иза, когда увидела вас, хотела убежать. Надеюсь, вы больше ее не обидите.

Я повернулась, чтобы красиво удалиться, но сестра схватила меня за пальто. Срочно надо было что-то придумывать. Огляделась вокруг и вдруг обнаружила недалеко от нас кого-то высматривающего Ираклия. Это было спасением.

— Меня ждут! — быстро прокричала я и вырвалась от Изы. Подбежав к Ире, взяла его под руку и сказала шепотом: — Пойдем, все объясню за углом. Смотри влюбленно.

Ира обалдело уставился на меня. При желании выражение его лица можно было принять за влюбленное, но только при очень сильном желании. Когда мы зашли за угол, он остановился.

— Ну, может, ты все-таки объяснишь, что случилось?

— Спасибо большое, ты очень помог. Меня хотели задержать, а я сказала, что меня ждут.

— Кто хотел задержать?

— Сестра.

— Да, серьезный случай. По-моему, тебе надо показаться доктору.

— Подожди еще минутку.

Я выглянула из-за угла. Сотворенная мною парочка стояла на месте. Представляю их самоощущение. Я, наверное, просто идиотка. Разве может выйти из глупой авантюры доброе? Нодари сейчас скажет, что ни о чем меня не просил, и они разойдутся. Надо было поболтать на какую-нибудь безобидную тему, пригласить их в кино, и они помирились бы.

— Между прочим,— услышала я голос Иры,— у меня назначено свидание, так что я пошел.

— Нет, если мои тебя увидят, все пропало!

— А если меня не будет на месте, то у меня все пропало.

— Ах, какая парочка! — Это была Лали. Как всегда, вовремя. — Тебя можно назвать ренегатом, Мариша.

— Но почему?

— Ты уже забыла? Скоро же. Завтра девочки собираются у меня. Но ты можешь не приходить.

— Лали, послушай, мы встретились совершенно случайно…

— Поэтому он торчал полчаса перед магазином, пока ты не подошла?

— Между прочим ... — Это уже Ира.— Я ждал не ее, а тебя.

— Неправда! — Лали раскраснелась от злости. — Я на свидания не хожу. Я занимаюсь делом. Тоже мне герой-любовник! — И она нас покинула.

— Да, серьезные неприятности. — Я чувствовала себя оплеванной. — Лали и вправду может настроить против меня девочек. Она им такое распишет — и не объяснишь, что к чему. Но ты ей напрасно сказал, будто ждал ее. Она еще больше разъярилась.

— Я действительно ее ждал. Сама ко мне на уроке физкультуры подошла и пригласила.

— Не может быть. Лали у нас самый большой поборник нравственности!

— У кого — у вас?

— В обществе.

— А что за общество?

Я поняла, что проговорилась.

— Это секрет. Сказать не могу, извини. Значит, я тебе доставила уйму неприятностей. Но если бы я знала, что Лали... Ты не сердись. Хочешь, пойдем сейчас к ней домой и все объясним… Она потому обиделась, что решила, будто ты позвал меня специально, чтобы ее унизить... Подожди минутку. — Я опять заглянула за угол. Нодари и Иза исчезли. — Путь свободен. Пошли к Лали.

— Нет, не хочу. В конце концов не я ее приглашал. Представляешь, она следила, что я делаю! Если бы не ты, она, скорее всего, не подошла бы. Теперь я понял… Прискакал, как дурак! Ведь прекрасно знаю ее зловредный характер. Когда Лали вчера подошла, я, знаешь, как удивился... Почти догадался о подвохе. Наверное, это она разыгрывала меня по телефону.

— Это я, — пришлось признаться мне. — Но Лали при этом присутствовала. Это месть. Ты почему подсказал Нино неправильный ответ, когда она стояла у доски? Только не говори, что ошибся. Ты же в математике соображаешь...

— Так я же шутил! Почему она заведомые глупости повторяет? Человек в здравом рассудке не скажет, что логарифм нуля равен нулю. Всем известно, что нулю равен логарифм единицы.

— А вот ей неизвестно. И это было нечестно. Если бы по химии тебе так подсказывали, я бы на тебя посмотрела...

— Ладно, ошибку признаю. Вы из-за этого на меня ополчились? Не ожидал я от Лали…

Мы помолчали.

— Ну я пошла.

— Подожди. Мне домой не с руки. Сегодня предки гостей позвали. Хочешь, сходим в кино?

— Нет. Меня дома ждут. Вчера я немного задержалась, так меня чуть не съели.

—  А хочешь, я покажу место, где ведутся археологические раскопки? Это много времени не займет. Очень интересные развалины. Много чего нашли. Только черепов человеческих с сотню вытащили. Говорят, там битва была… Совсем близко, в ботаническом саду.

— Ты имеешь в виду крепость?

— Точно.

— Слышала. Девочки рассказывали. Ну ладно, только чтоб в девять быть дома. Успеем?

— Да ты к восьми успеешь. Не беспокойся.

Мы прошли по тенистым улицам. Чтобы попасть в ботанический сад, надо было преодолеть небольшую горку и туннель, предназначенный в случае войны стать бомбоубежищем. О туннеле ходили смутные слухи, будто в нем водятся привидения. Мы промчались по гулкому каменному коридору, производя невероятный шум. Наверное, этим мы отпугнули всех посланцев потустороннего мира, потому что ни один из них нам не встретился, и мы потеряли очередную возможность проверить, так ли страшен черт, как его малюют.

В саду нас подхватил порыв ветра. Растрепал волосы. Как это было чудесно! Я чувствовала себя индейской женщиной, взбирающейся по кручам, чтобы предупредить родное племя о приближении врага. Со мною рядом был мой возлюбленный, который поведет народ в нелегкий бой. Вот сейчас просвистит пуля, я упаду и скажу ему холодеющими губами: "Иди, наш народ важнее меня, да пребудут с тобой мое благословение и любовь».

— Не упади, очень скользко. Держись за меня.

Я посмотрела вниз. Прыгнуть бы и полететь, чтобы ветер свистел в ушах, и за несколько сантиметров до земли обратиться в бабочку...  

— Вот мы и на месте.

Перед нами была крепость. Полуразрушенные амбразуры. Вокруг валяются кирки и лопаты, битое стекло, груда костей, траншеи. Чья-то забытая куртка висит на стене...

Шум ветра и шелест травы.

— Подойдем ближе?

Красные контуры стен на фоне зеленого и коричневого…

— Нет. Отсюда хорошо видно.

Я боялась приблизиться: казалось, если притронуться к чему-нибудь, вся эта таинственно-загадочная картина рассыплется на мелкие кусочки.

Мы сели на камень. Время летело незаметно. Было так хорошо, что у меня не хватало мужества встать.

Постепенно стемнело. Мы поднялись и осторожно пошли обратно.

— Догоняй! — крикнула я и побежала.

Мимо проносились деревья и кусты, испуганно взлетела какая-то птица, мир как будто вытянулся в длину и превратился в бесконечную дорогу, которая вела под откос. Сзади слышалось тяжелое дыхание Ираклия. Вот-вот догонит! Интересно, что он тогда сделает? Его рука коснулась моей. Мы остановились, запыхавшись, и начали смеяться.

— Предъявите документы.— Рядом стоял милиционер. Только этого не хватало!

— Нет у нас документов.

— Придется пройти в отделение. Забыли, что после восьми находиться здесь нельзя?.. Сад закрыт. Ночами по домам надо сидеть! Ну и молодежь... Каждый день хоть одну парочку, но задержу. А вы совсем ведь дети и идете вдвоем ночью в сад. Зачем, спрашивается? Бегают, понимаешь ли, в прятки играют, как будто днем нельзя. И куда только смотрят ваши отцы. Сыну я говорю, чтоб в семь был дома, и приходит. А уже пятнадцать лет... Хорошо, что у меня дочери нет. Кто сейчас справится с этими девчонками?

Он еще что-то ворчал себе под нос, продолжая тащить нас к туннелю. Плотный, усталый немолодой человек. От страха я еле передвигала ноги. Представила, какая унизительная получится сцена, когда милиционер приведет меня домой. Убежать бы! Но как? А Ира?

Высокие кипарисы казались черными. В небольшом бассейне плавали кувшинки. Они отсвечивали серебром на темной глади воды.

Вот и туннель. Милиционер вывел нас из ботанического сада.

— Идите домой, и чтобы я вас больше ночью не видел! Поймаю во второй раз — сообщу в школу и на работу родителям... Свободны.

Еще минуту мозг не воспринимал смысла последних слов, но потом, как по команде, мы бросились бежать. В глазах что-то резало.  

— Ты что, плачешь? — слышала и не слышала я Ирин голос. Сразу вспомнились обиды последних дней и даже двойка по биологии. Чем больше старалась успокоиться, тем сильнее текли слезы, пока я вся не растворилась в них и не превратилась в дождь, мелко моросящий на улице.

— Вот видишь, ты вызвала дождь, — сказал Ира. — Теперь промокнем.

— Ничего, зато мама не догадается, что я плакала.

Мы засмеялись, и Ираклий вдруг обнял меня.

— Который час? — спросила я.

— Уже начало одиннадцатого.

Представила, что делается дома. Мама носится по комнате и рыдает, а папа ее успокаивает. Интересно, Иза уже дома? В первый раз за вечер я подумала о сестре, но тут же забыла о ней, потому что Ира посмотрел мне в глаза и мы поцеловались. Это получилось непроизвольно, без всяких раздумий. Потом мы молчали, и он снял с моих плеч руку, словно смутился. Или это я сбросила ее?

— Меня выгонят из дому, вот увидишь! — сказала я, чтобы нарушить тишину.

 Он не ответил. Так мы и расстались у дверей моего дома. Я убежала, ни разу не оглянувшись.

— Полюбуйся на нее! Явилась. Вчера какой-то мужчина, сегодня этот Ираклий. А ты еще ее покрываешь. Тебе все равно, во что она превратилась! Маленькая дрянь. Твои подруги должны звонить мне и предупреждать, чтобы я за тобой получше присматривала!

Мама меня ударила, боже мой, она меня ударила! А папа смотрел на это и молчал. Скорее отсюда!

Я опять выскочила под дождь и остановилась. Куда идти? Что за сумасшедший день, меня бросает из огня в полымя.

Присела на ступеньки. Лицо горело. Я знала, что теперь сделаю. Пойду и брошусь в реку. Тогда они пожалеют. А Ира?

— Они и вправду тебя выгнали? — Он сидел рядом со мной.

— Нет, я сама. Мама так кричала. По-моему, им Лали позвонила и что-то наговорила на меня.

 — Пошли.

 — Куда?

 — Ко мне.

 — Нет, не пойду. А ты иди, оставь меня.

 — За кого ты меня принимаешь? Я тебя не оставлю...

 — Хочу есть, — призналась я.

 — Я тоже.

 — Но магазины закрыты.

 — Может, на вокзале ларьки работают?

 Так мы очутились на вокзале. Там было полно народа, и на нас никто не обратил внимания. Ира позвонил домой, сказал, что не придет ночевать, и, боясь расспросов с воплями, повесил трубку. На звонке настояла я: его родители хоть немного будут спокойнее. Потом мы спали по очереди на скамье в зале ожидания. Утром Ира отвел меня домой, чтобы я поела и взяла вещи. К шести часам мы договорились встретиться. Он надеялся достать денег на поездку в Ригу к моей бабушке. Я твердо знала, что дома не останусь.

 На столе в гостиной лежала записка. Изин почерк.

 «Мамочка, любимая! Прости меня, если можешь. Наверное, Мариша тебе рассказала. Все было, как и тогда... Стоило увидеть его, и опять почувствовала себя в его власти. Нодари, конечно же, это понял. Оставшись одна, я обдумала ситуацию. Хватит пережитого горя! Уже взяла билет на поезд, выедy сегодня же. Когда устроюсь, напишу. Берегите Маришу. Целую».

В шкафу Изиных вещей действительно не было. И это все я наделала! Сестра не будет жить с нами. Как же без нее? Уже забыла, что собиралась сама уезжать. Надо Изу найти, вернуть! Но куда идти? Ну вот, опять разревелась...

Проснулась от тихого маминого голоса. Она говорила по телефону.

 — Когда я вернулась из школы, Мариша спала. Да, видела этого мальчика. Его мать тоже вызвали. Ты знаешь, ничего... Он ее защищал. Чуть ли не с кулаками на завуча кидался. У директора в кабинете… Ночевали на вокзале, представляешь?.. Ах, ты еще помнишь? Значит, она в меня? Ну, знаешь ли. Не надо об этом... В конце концов она моя дочь, я ее люблю не меньше, чем ты, и поэтому нервничаю. Иза?.. Нет, застать не получилось… Ладно, приходи поскорее, я вешаю трубку — боюсь разбудить ребенка. Нет, не буду без тебя с нею говорить. Никуда она не уйдет. Не пущу.

Ну вот, опять «не пущу». Что я, дитя малое?

Тихо встала с кровати и выглянула в окно: Ира сидел на скамейке. Второй этаж, немного высоковато... Все равно подожду папу во дворе!

Я вскочила на подоконник и прыгнула вниз.

 

Рассказ опубликован в литературно-художественном журнале "Юность" №1 1981 год.

 

Философская проза Ирины Лежава. Что еще почитать:

Философская проза: Причитание

Философская проза: Вундеркинд

Философская проза: В гостях у Константина и Елены

Философская проза: Ноев ковчег - это, ой, как хлопотно!

стр:
Игра случая:    Философские стихи: Арон Гаал. Предчувствие Апокалипсиса